Аллея убегала вдаль, листья еле слышно шуршали под ногами. Ещё только конец лета, а уже так много опавших листьев. Много жёлтого, праздничного, как говорят поэты.
Вечер тридцать первого августа, один из четырёх самых трудных вечеров в году.

- Научись входить в осень правильно, – говорила ей когда-то бабушка, глядя на то, как её рыжая непоседа внучка всё ниже и ниже вешает нос с приближением осени. – Это не так уж трудно: где бы ты ни была в последний вечер лета, хотя бы на минуту окажись под открытым небом – высуни голову в форточку, этого достаточно. А потом…В эту минуту в твоей душе не должно быть зла, обиды, зависти, грусти, боли. Только улыбка и тепло. Улыбнись всем существом и попрощайся с Летом. Правильные слова найдутся сами собой, ты не будешь знать их, они просто скажутся. Это полминуты. А другие полминуты нужны, чтобы поздороваться с Осенью. Так же – просто улыбнись и скажи то, что скажется. читать дальше- И они правда услышат меня, бабушка?

- Правда, милая, правда.

Не то чтобы она придавала этим словам особенное значение, но каждый год следовала совету бабушки. Наверное, потому, что от самого этого маленького ритуала веяло её теплом, мягким голосом и летним ветром, играющим в седых кудрях. Но в этом году грядущая осень казалась ей особенно тоскливой и беспросветной, такой, что и пережить её будет трудно-трудно. Недетской обернулась тоска по уходящему лету, и чем ближе подступала осень, тем, как бывало раньше, ниже опускалась рыжая голова.

И в последний вечер лета Эрин, не в силах больше сидеть в четырёх стенах, ушла бродить по пустому парку. Задувал уже не по-летнему холодный ветер, но небо было чистым и звёздным, странно звёздным для города. Эрин присела на скамейку, достала из рюкзака круглую греющую свечку и зажигалку, поставила свечку на асфальт у своих ног и зажгла. Просто щёлкнула зажигалкой – но вокруг на миг стало ослепительно светло. Всего на миг, и она даже было решила, что ей это просто показалось, как…

- Здравствуй, сестра, – слева от Эрин стоял высокий стройный молодой человек с тонкими чертами лица, кутаясь в серо-зелёный дорожный плащ. Из-под плаща торчали потёртые джинсы и старенькие кеды, за плечами – невзрачный, но вместительный рюкзак. Эрин не могла разглядеть, но почему-то была уверена, что глаза у него зелёные.

- Ну здравствуй, брат, – голос справа, тихий и мелодичный, и девушка в таком же, только песочного цвета плаще. Небольшого роста, с копной пушистых золотых волос, курносая и улыбчивая, она сразу понравилась Эрин: от неё веяло удивительным теплом, как от костра в осеннюю стужу.

Юноша и девушка секунду стояли друг напротив друга, вглядываясь, узнавая, замечая при странно ярком огоньке маленькой свечки любую мелочь, любую незнакомую чёрточку, успевшую появиться за тот долгий год, что они не виделись. А потом шагнули навстречу друг другу и обнялись. Брат подхватил сестру на руки и закружил, а она звонко смеялась.

Эрин хотела было задуть свечу и тихонько уйти, чтобы не мешать этой неожиданной для неё, но такой тёплой встрече, но юноша и девушка, отсмеявшись, повернулись к ней.

- Здравствуй и ты, Эрин.

- Здравствуйте…эээ…

- Я Лето, – представился зеленоглазый юноша, и только тут она разглядела зелёные листья липы в его волосах. – А эта проказница – Осень, моя сестра.

Золотоволосая девушка улыбнулась и сделала реверанс, не отпуская руки брата, с которым так давно не виделась. Жёлтые кленовые листья были вышиты на её плаще, путались в волосах и мгновенно возникали у ног.

- Каждый год в эту ночь мы где-нибудь встречаемся – нам, если честно, не важно, где, просто где-нибудь, где получится, – и вот уже несколько лет слышим твои тёплые слова, и твоя улыбка зажигает такую вот маленькую свечку у наших ног, – он посмотрел на свечку Эрин и улыбнулся. – И, раз уж ты не усидела дома, мы решили придти к тебе.

- Не грусти, девочка, – Осень подмигнула Эрин. – Дай руку.

Девушка протянула руку. Рука Осени была мягкой и изящной, она едва коснулась пальцев Эрин, так что было совершенно непонятно, как на левой руке девушки очутилось кольцо – оранжевый ободок.

- Вот, это наш подарок. Ничего не бойся, Лето ведь на самом деле никогда не кончается – этого наглеца пойди выгони, – Осень шутливо взлохматила волосы у брата на макушке. Да и я, в общем, совсем не страшная и не злая. В лете есть чуть-чуть осени, а в осени – лета, мы же всё-таки родня. И, знаешь, не зря ведь заведено именно так, а не иначе.

Эрин смутилась. Ей стало стыдно: в самом деле, и чего она так боялась? Вот этой вот милой приветливой девушки? Глупости какие! Она ведь такая тёплая и родная, с такими мягкими руками…Ой! Девушка посмотрела на руки Осени - на её левой руке было точно такое же кольцо, какое Эрин только что обнаружила на собственной. Юноша проследил за её взглядом:

- Это кольцо – знак Воинства Рыжих. У меня тоже такое есть, – он сказал это очень смешно, с неподдельной гордостью, какая бывает у детей, хвастающихся настоящим соколиным пером.

- Но ты же не рыжий, – Эрин непонимающе посмотрела на Осень.

Та, посмеиваясь над братцем, объяснила:

- Чтобы быть Рыжим, совсем не обязательно быть рыжеволосым, ведь Рыжий – это состояние души.

- Точно-точно, – задорно улыбнулся её брат, и Эрин могла бы побиться об заклад, что в эту секунду его волосы и вправду были рыжими.

- А что делают те, кто входит в Воинство Рыжих?

- Смеются. Плетут венки из полевых трав, танцуют босиком на асфальте, пускают мыльные пузыри, играют в снежки, не боясь холода, поют и пишут сказки…Улыбаются сами и помогают улыбаться другим.

- И особенно они нужны осенью, ведь многие отчего-то очень грустят и тоскуют…Я не понимаю, почему так, я ведь, кажется, не делаю ничего плохого…- золотоволосая девушка понурилась, по щеке скользнула прозрачная капелька.

Эрин стало очень-очень её жалко, и она поспешила утешить милую, добрую волшебницу:

- Ну что ты, ты ни в чём не виновата, просто люди напридумывали ерунды и боятся её. К тому же, люди не любят холода и пронизывающего ветра, какие бывают осенью. Им зябко и неуютно, одиноко и тоскливо…Дело не в тебе, просто такова людская природа.

- Но ведь не обязательно мёрзнуть и грустить, – Лето, приобняв Осень за плечи, усадил её на скамейку рядом с Эрин. – Можно ведь носить тёплые свитеры и плащи, высокие сапоги, ходить под цветными зонтиками и собирать букеты из золотых листьев – они такие красивые! А вечерами сидеть у огня – хотя бы свечку зажигать – с кружкой горячего чая, слушать, как дождь стучит в стекло и кутаться в уютный клетчатый плед. Ведь осенью острее ощущаешь тепло домашнего очага, крепче жмёшь руки друзьям и больше ценишь цветы…Почему же люди этого не делают?

Удивление Лета и грусть Осени были так искренни, что Эрин стало стыдно перед ними за людей, которые ничего этого не делают. Почему, действительно?

- Может, они просто не задумываются, живут по привычке и не знают, что можно по-другому?

- Вот для этого, – оживилась Осень, бессознательно дотронувшись до оранжевого ободка на безымянном пальце левой руки, – и нужно Воинство Рыжих: чтобы рассказать людям об осени, чтобы научить их улыбаться, а не ходить, понурив головы! Ты ведь поможешь мне, правда, Эрин?

Девушка в плаще, расшитом кленовыми листьями с надеждой смотрела в глаза Эрин. Такая тёплая и родная, что Эрин не выдержала: обняла её крепко-крепко и прошептала:

- Ну конечно же, помогу!

- Спасибо…- тихо ответила Осень, тая на руках у рыжей подруги.

Эрин оглянулась – никого не было. Она бы подумала, что брат и сестра ей просто привиделись – чего только не примерещится в ночь излома – если бы не слышала шорох шагов в конце аллеи и звонкий мелодичный смех, по-детски задорный и… вечный.

И если бы, бессознательно взглянув на свою левую руку, не увидела там кольца – поблескивающего оранжевого ободка.

Девушка задула свечку и побрела в сторону дома по аллее. По укутанной золотом опадающих листьев, уютной и тёплой осенней аллее…

И только дома, лёжа под одеялом и рассматривая кольцо, она поняла, почему оно показалось ей таким знакомым: точно такое же она видела когда-то давно, в детстве, без спроса сунув нос в бабушкину заветную шкатулку. Эрин улыбнулась и вспомнила, как порой ей казалось, что бабушкины волосы как будто отливают рыжим…Теперь-то уж она точно знала, что не казалось.